-Если я и дальше буду так уменьшаться, -
сказала она про себя, - я могу и вовсе исчезнуть.

Л. Кэрролл, Приключения Алисы в стране чудес.

riverrun, past Eve and Adam’s, from swerve of shore to bend of bay, brings us by a commodius vicus of recirculation back to Howth and Environs.

Гудело за окном. Шел январь. Мороз патрулировал улицы. Машины скрипели и визжали всеми тормозными возможностями своих механизмов. Тормоза стучали в голове, тормоза леденились на улицы, тормоза складывались в информационную мозаику вечерних новостей. Круг стоял возле чая. Чай лежал на столе красный и дымящийся, как затравленный зверь. Отопления не было. На кухне урчала и сопела дохлая пасть печки-буржуйки.

Отопительными процедурами занимался отец. Отопительными процедурами занималась печь. Отец и печь. Как Ленин и печник. Субъекты проявляющеся в объекте. Была еще мать. Это были сериалы. Она сопереживала каждому мудаку (такими трюками обычно славился Иисус Христос), вместе с главными персонажами боролась за любовь и справедливость, собирала вырезки из газет со всевозможными невозможными интервью звезд сериалов. Диапазоны телесентимаентальности расширялись, разламывая цельные семейные отношения и вызывая трепет негодования за неудавшуюся тяжелую и тоскливую жизнь.

Дни летели быстро, даты припоминались неясно и нечетко… будни становились новой социальной реальностью и диктовали новые условия адапации.

В один из таких дней Круг услышал над собой голос матери.
-Одевайся, сынок, опоздаешь.
Круг посмотрел на часы – скоро девять.
Сейчас, допью чай.
Он допил чай, взял со стола несколько конфет, положил в карман, посмотрелся в зеркало, причесался, надел ботинки и пальто – и вышел. В голове еще валил плохо рассеивающийся звук телевизора. Уши, плотно прикрытые шапкой, начали чесаться, как-то изнутри, нервным зудом.

Остановка обезлюдела еще час назад, или день, или год, а может вообще никто и никогда еще не ступал на эту остановку. Кругу казалось, что кто-то там наверху солил землю снегом, чтобы потом взять и проглотить. Сразу, с одного укуса. “Я в реке!” – сообразил Ежик, похолодев от страха. И стал бить лапами во все стороны. Яркий свет фар обдал лицо Круга жидким свечением, которое Круг поспешил незамедлительно смахнуть с лица. Это подъезжал автобус.
Он остановил его рукой. Всосав в себя Круга, автобус поехал дальше, таща за собой свое тучное, по-тансковки тяжелое бесцветное туловище. И словно дождевой червь, прорывал себе дорожку в рыхлотемносырой январской ночи. В автобусе было три человека.
Водитель, друг водителя и какая-то старуха, вся в черном. Можно ли было сказать, что Круг едет с ними в автобусе?
Все обитатели автобуса сидели прилипши к стеклам - водитель и его друг у лобового, старуха у бокового. Это были три мухи. Две жирные и замасленные, вроде “автомобилистов”, и одна иссохшая и полуногая, как та ведьма у окна. Передвижной чулан. Мясная лавка. Товарный поезд.
Все это Круг видел и слышал подсознательно; он думал о своем. Семья находилась в крайне сложном положении – отец еле зарабатывал на хлеб, мать не работала. Ему приходилось отдавать семье все свои деньги. Родители совершено не понимали его.Никто во всем белом свете не понимал его, и ему приходилось строить свою жизнь в одиночестве. Напряжение нарастало с каждым днем. Круг едва находил силы оказывать сопротивление. Он прекрасно понимал, что стоит этой системе только захотеть – и зомбификации уже не избежать. Все кончится так же быстро, как и начиналось.
Сопротивление… слово пахнущее Францией, слово пахнущее борьбой. Что может быть каверзнее сопротивления, ведь для круга это означало – со-участие. А он ужасно боялся слов, начинающихся с приставки “со”. Это злостное СО.

Было еще кое-что, что не давало ему покоя. Б е з о т в е т н а я л ю б о в ь.
И с чего все люди считают, что достойны счастья?
Это была злокачественная любовь.
Формула на первый взгляд довольно проста:

Стресс+Алогизм+Сомнения
Мне некуда втиснуть слово “секс”, потому что это настолько много, что введи я его в формулу, для поддержания тождества пришлось бы вычесть все мне известное, включая любовь (смысл которой я затуманил, так как не вижу в ней никакого смысла).
Однако мы увлеклись (и правильно сделали!).

Вот те скудные мыслевыделения, которые случились у Круга в самую пору любовинга.
Любимая шутка: она садится в кресло как в чресло или наоборот. Тональность D-moll (баховская). Она самая злостная сука на свете. Она самая грудастая и жопастая. Она самая нежная и самая грубая. Она начало и конец. Она Тьма и Свет.

Теперь о деле. Ей – хотя это может неважно – 20 лет (сейчас передо мной ее мысленный фоторобот <мысли, разумеется, мои > несовершенство языка ср. с абсурдом “сексуальный маньяк”). И ее трусики были именно той точкой опоры, на которой держалась кругова земля. В его иерархии чувств любовь находилась именно на той ступени, до и за которой следует обрыв. Островок безнадежности. Белое каление интеллекта. Жалкие выпады надежды. Гамма чувств, исключающаая гармонию.

Он пригласил ее на свой день рождения.
Она не пришла.
Он перестал к ней ходить.
Последние три предложения можно переставить в любом другом хронологическом порядке.

Автобус остановился, мысли – вместе с ним, Круг – вместе с мыслями. Город переливался разноцветностью. Окончен еще один рабочий день. Люди штабелями укладывались по автобусам, автомашинам, метро, трамваям, магазинам, улицам. Были дети. Они смотрели на остальных и перенимали навыки выживать. Робототехникиа социума. Протезирование чувств. Империя взаимозачетов.
Круг видел себя среди них, он ощущал их дыхание, их интересы, их беспокойства. Он жил между людей. Он жил несанкционированно.

Я вам еще всем покажуууууууу! – говаривал в таких случаях Круг, загоняя себя еще больше в нарастающий не по дням а по часам кал среднестатистической жизни.

Вдали показалась знакомая дверь. Круг обменялся любезностями со швейцаром (дружеский лаконичный мат в один глагол) и прошел внутрь. Здесь он работал.

Бар назывался "Хорошо!". Во всем свете наверно не нашлось бы и десяти заведений с такого рода глупым названием. Но как сложно было сюда попасть (три неоплаченных испытательных срокa в разных местах; хорошо кое-какие связи… и потом здесь живые деньги)!
Несколько месяцев назад Круг окончил художественный институт.
Работу нужно было найти немедленно: родители не имели постоянной работы и перебивались случайными заработками: он единственный сын и по всем конституциям уже самостоятельный, взрослый человек. С его работой семья вздохнула с облегчением, заработок небольшой, но стабильный, относительная спокойность за зазавтрашний день.
Но что-то дикое мучило его с нарастающей силой, что-то неприятное и болезненное, такое, отчего кровь стынет в жилах. По всей видимости, он заметил в себе глухую ненависть к родителям за то,что ему приходится ТАК зарабатывать (или - что ему приходится вообще ЗАРАБАТЫВАТЬ). Во всех случаях, он отчуждался, с каждым днем все больше и больше, и необратимо.

"Баксы" - основное горючее, приводящее в движение весь бар. Ими были покрыты столы и стулья, подносы с деликатесами, , кошельки и карманы, нижнее белье танцовщиц и лифчики проституток.
Голые женские тела.
Часто, юные и невероятно красивые.
Мягкие и нежные.
С детскими глазами и губами.
Шелковистыми ногами и сосками.
Сцена трещала от напряжений и расслаблений.
И полутьма с диареецветными лицами.
Сюда приходили всякие. И жирнобрюхие посетители в дорогих костюмах и часах, высматривающие себе развлечение на вечер. И семейные пары, скрывающие друг от друга массу тайн, делающих их брак по меньшей мере декоративным. И одинокие молодящиеся кокетки n-ой свежести. И многие другие. Падение советской империи.
Помещение бара блестело и резало глаза фантастическим светом всевозможных спецэффектов. Это здорово расслабляло. Как перед концом света.
Вспышки света освещали только улыбки. Одни жалкие улыбки. Все, что от них остается. Они не люди! СВИНЬИ! Что, не понимаете? - Хрю-хрю-хрюхрюхрюхрю!
Круг работал светооформителем. Не мог никак адаптироваться. За целый месяц!
Пол почти не освещался, и Кругу всегда казалось, что это "действо" происходит в воздухе, над пропастью, не имеющей дна. Казалось, одно напряжение мысли - и все развалится как карточный домик, и пропадет навсегда, вместе со всеми своими обитателями.
Круг был согласен провалиться вместе с ними.
Обстановка в духе Гая Петрония.

И почему?
Почему ему так плохо?

Кругу не хотелось думать о смерти. Но так получалось, что ему не удавалось думать ни о чем другом. Возможно, он стал бы бороться за свое счастье, если б не сомневался в его существовании. Неопределенность в таких вопросах ставила под вопрос все остальные определенности. Этого было достаточно, чтобы колебаться по максимальной амплитуде. И его качало. Морская болезнь и все такое.

Почему же люди ищут счастье?.. И те кто верит в него, и те кто не верит - все ищут!
Эта тема угнетала Круга не меньше чем причина его появления на свет (он постоянно искал оправдание своему существованию). Что болтовня при свечах или романтические свидания? - отрыв от реальности - подмена фактов. Желание играть в одну игру неминуемо ведет к победе одних над другими. Равенство заставляет людей играть в разные игры. У разных игр разные правила. Правила могут взаимоисключать друг друга. Следовательно, подлец может быть приравнен святому, и обратно. Ясно одно - в основе любого равенства лежит неравенство.

… Круг поднялся к себе в рубку. Стекла рубки уже начинали потеть. Парниковый эффект. "Эффект" располагал к раздеванию. Все протекало закономерно и естественно. Он сидел у аппаратуры и давил в людей свет из многочисленных тюбиков прожекторов. Танцевали топлесс и лохнесс.
Свет тусклый и яркий, статичный и вибрирующий, тонкий и толстый. Посетители вымазывались этим светом как пирожными черно-белых фильмов.
Он был просто наблюдателем.
Он ничего не мог.
Только свет.

Во время перерыва Круг достал сигареты и закурил. Он редко курил: в основном, рвал, жевал, нюхал, топтал, сжигал, комкал. К ним у него была особая любовь.
Вбежали стриптизерши…

-Следи за ними, Круг, они суки.
-Но шеф, мое дело "свет". Пусть деньги собирает кто-нибудь другой.
-Плевал я на "свет" - мне главное "бабки"… С сегодняшнего дня твое дело - свет и бабки.
-Ну знаете, мы так не догова…
-И еще, они часто прячут бабки в себя; ты понимаешь? Ищи в них.
-В них? Как это?
-Взрослый мужик - думай!
-В смысле…
-Или уходи.

Они уже плотно облепили Круга. Смешки и прелость. Он начал свое "обследование" (раньше он тщетно пытался заставить их присесть).
-Где?
-Сегодня не было!
-Врешь, я видел!
-Пошел ты!
-А это что! - уже научившись сдерживать тошноту и доставая деньги, кричал Круг.
"Почему ты такая сука, Круг?", "Ты же жить нам не даешь" - самые популярные при обследовании вопросы.

"Ты умеешь гадать по гениталиям?"
"Сначала согрел бы руки"
"Скоро ты по мне время научишься определять"
"Посмотри, я не залетела?"
"Напиши с меня диссертацию"
"Масло проверь и тампон смени"
"Сегодня без штангенциркуля?"
"Смотри, не упади - не выловим"
В такие моменты Круг молчал. Ему очень хотелось взять нож и перерезать всех их. Нож лежал рядом, Круг выполнял свою работу.

И все же они были женщинами. Развязные и вульгарные. А разве есть другие женщины?- думал Круг. Скромность - дело напускное. Они же напяливают на себя по миллиону моральностей. Не лучше тогда брать естественное, незапрятанное, чистое?
Как это шло вразрез с его сформировавшимся и, на взгляд Круга, новаторским мироощущением. Вот где новое - старое, а старое - новое. Пленительное рабство сознания (вы тоже заметили противоположные варианты восприятия этой фразы?). Мишель Фуко…

Возвращаясь к женщинам как к мыслительным образам… неплохое название для книги. И сколько вместе с этим всплывает материала!
Кругу нравился вульгаризм, как понравились бы зонтик и швейная машинка на анатомическом столе. Ведь в глубине души ему нравилось то, чем он занимался… и с каждым днем еще больше. Какие дикие муки причиняло ему сознание, не способное уживаться с его телом. В данном случае, он оказывался между двух огней, "равновеликих" "Только нравственное уродство может привести к психологической независимости", такое иногда выводило его хваленое мышление. Неужели т.н. "чудовища" это вирус? Эти суки заразили меня! Но тогда - их надо жалеть, им, помогать, спасать; или изолировать, травить, убивать. Первый сигнал сознательности - чем же им можно помочь? и не обращена ли эта помощь против помогающих? не само самоуби самонасилие ли это?
Второй сигнал срабатывает автоматически - "убивать людей, выставляющих свою чудовищность напоказ (нравственый ярлык), руками людей, скрывающих ее и умертвляющих саму идею ее присутствия (нравственное кредо)". Его изобретательность строилась, возможно, на нижеследующих фразах (которые впоследствии, при пересказе, он обязательно изымал из закаменелой последовательности своих выводов):
Чторасфуфыренныеуниверситетскиеледышкипередэтимиженскимимашинами!
К чему весь этот мозготреп?
"Сегодня вечером я не могу, я должна заниматься.
Ты должен доказать свою любовь!
Можешь проводить, если уж тебе невтерпеж.
Как я выгляжу: платье не слишком?
Наверно, я потолстела.
Представляешь наших детей?
Она красивая?
Не делай больше так.
Мама говорит, что…"

Одни разочарования.

Хочу рисовать!
А ведь было время, когда Круг мечтал стать великим живописцем. Анализируя свое нынешнее положение Круг вкладывал в последнее слово уже другой смысл.
На рисование не хватало времени…
Искусства смягчают нравы, но смягченные нравы губят искусство.

Рабочая ночь уже заканчивалась, Круг собирался домой. Он занес деньги Шефу и вышел на заспанную улицу. Перед баром все еще шла оживленная торговля. Он смотрел себе под ноги и дышал пробирающим внутренности утренним воздухом.
Было шесть часов.

Он шел и думал. Садился в автобус и думал. Ехал и думал. Круг постоянно думал, но сейчас - чтобы просто ощущать в себе процесс размышления.
Дверь отворилась, и Круг вошел в свою комнату, истекая усталостью. На столе лежал альбом со студенческими фотографиями, от этого он почувствовал себя еще более одиноким и сплюнул на серое пятно в виде плаката, зияющее на стене.
Лег на диван не раздеваясь.
Сны снились отрывистые, сюжеты куцые, люди страшные.
Надо пораньше встать побриться. Темно.
Снились также дети. Они показывали на него пальцем и кричали:
-Доктор, доктор!
-Почему доктор? - думал про себя Круг.
Крики усиливались, становясь приглушеннее.
-А ну пошли отсюда! - кричал на них Круг. - Я не доктор! Не доктор!
-Ты доктор! - кричали дети.

Проснуться, надо немедленно проснуться! - дергало по дивану Круга.
Диван скрипнул. Кто-то протянул к нему руку и погладил лоб, затем встал и произнес:
Епригатоилазатрак идипокужай.

"Мама".