Зачем мне себя вспоминать?

А. Мальро, Антимемуары.

У меня зазвонил телефон.
Кто говорит? Слон?
Раз, два, три – раз тридцать.
Кругу снились колокола.
Сумасшедший набат. Он испугался и выпрыгнул из постели. Телефон все еще звонил. Круг дождался, пока звонок прекратится, и недовольно встал. Включил парижскую радиостанцию. Он слушал ее каждый день, хотя совершенно французским не владеет. Круг представлял, что он в Париже. А это очень важно.

Возникло неспокойное чувство. Просуществовавшее всего доли секунд, но зафиксированное Кругом. Чувство материализовалось. Экстериоризация. Он отключил кипящий чайник. Затем позавтракал, побрился, умылся расчесался, надушился сомнительным одеколоном, взял чистую тетрадь и резинку (понимайте как хотите). Вышел в час. Экзамен – в два.

В университете парная. Скачки. Броуновское движение. Ящик Скиннера. Бритва Оккама. Последний день Помпеесессии. Сдают!
Скорее!
Я срезался!
Зачетку взял?
Восьмой билет.
Какой?
Восьмой – убийство.
А говорят двадцать второй.
Мертвый вариант.
Третий хвост!
Какая еще стипендия!
КОНспект посеял.
Под Хичкока косит.

Профессор пригласил Круга к заколдованным билетам. Круг вытянул Г. После секундального потемнения в глазах – жалкие попытки хоть что-нибудь припомнить по теме. Визуальное воспроизведение нескольких листов из конспекта. Какой-то график, схемы, формулы. Надо выложиться на 100. Не то ВоенкоМАТ. Перед ним исписанный лист бумаги. Нарожал пять предложений и схему с привкусом конструктивизма. Связи нет. Нет никакой связи. Нигде – ни в аудитории, ни в профессоре, ни даже в самом конспекте – нет никакой связи со сдаваемым предметом. Круг занервничал. Было тихо. Глухо. Но надо бороться. Надо спасаться. Надо попасть в Аспирантуру.
Время.
Круг посмотрел в окно:

Туманно. Окно совершенно белое.

-Я готов!
-Прошу вас, - пригласил не приглашая Профессор.
-Абсолютно твердое свободное тело…
-Слушаю.
-(пауза)
-Вы не готовы.
-Я готов. Спросите меня еще.
-Еще? Не выводите меня из себя!
-(пауза).

Ликвид. В автобусе ему повстречалась… Он не дал развиться мысли, приберегая ее для дивана, через час, когда он будет погружаться в свои ежедневные два часа дневного сна.

После сна он быстро записал свои ощущения. Вот что у него получилось.

О ТОМ, КАК ОДИН ЗАД МОЖЕТ ПЕРЕЧЕРКНУТЬ ВСЮ ЖИЗНЬ.

Я и не пытаюсь ее добиться. Ведь если я ее добьюсь, у меня не останется надежды. А я не могу жить без надежды. И все же иногда я ничего не могу с собой поделать – и пытаюсь ее добиться. Ее могут увести, и я это прекрасно знаю. Но если это произойдет, тогда мне и вовсе некуда будет пойти. Если бы тогда, когда это только случилось, я знал, к чему это может привести, наверно, мне пришлось бы поверить в perpetuum mobile. Мне становится еще тяжелее, когда я вспоминаю, каких трудов мне стоило не обнаруживать и не обнадеживать себя. Если бы случилось самое обыкновенное, и меня бы не стало до того, как все это раскрутилось, мне было бы очень досадно. Аж до слез. И если бы я после этого выжил, то наверняка бы расплакался и бился в истерике. Несмотря ни на что, мне отведена вечная роль в массовке. Кутерьма и скитания вместо дегуманизации.

Человек вырождается в человеческое.

Я расскажу вам прекрасную добрую современную сюрсказку, которую один мой приятель пообещал включить в свой цикл рассказов. Целое становится составным. Но все равно, мне приятно. Пусть "встряска" обогатится еще одним сюжетом из арммиаковой среды обитания своих персонажей. Только слушайте внимательно (должен вас предупредить, что большую часть рассказа изъяли при обыске, так что текст печатается со значительными купюрами и возможно уже сейчас этот многострадальный индивидуально осмысленный народнотворческий фольклорорассказ утратил свою способность достигать критической массы ), иначе вместо познавательного репортажа, в вашем распоряжении окажется не больше чем обеспроппенная галиматья. Хотя конечно выбор остается за.

Таким образом, представьте мой бархатный нервный мягкий тембр. В настоящее время я сижу на стуле и жарю картошку. Сковорода горяча. Очень горяча. И я это знаю. Вы располагаетесь где-то на скамейке, дома или в метро и теряете терпение.

Так вот. Случилось это начиная с того самого момента, как я увидел обтянутые джинсовые брюки (конечно, брюки в некоторых случаях бывают обтянутыми сами по себе, но только не в этом; не забегайте вперед <я обращаюсь к тем, кто считает себя позади>). В брюках была она, т.е. предмет моего вожделенного повествования. Это был автобус. Хотя нет, это был день. Или ночь. Или аэропорт. Или окраина города. Или библиотека иностранной литературы.. Там я должен был встретиться с Транслятором. Нас познакомил Круг, в каком-то кафе, когда мы ели шоколадное мороженое с орешками (короче, ели кал). Еще я копался в книгах о психологии маркетинга. Транслятор запаздывал, а на улице шел дождь. Меня сюда задуло непогодой. Маркетинг был мне необходим для реферата. Но в тот момент я это делал от нечего делать. Одни уходили, другие приходили. Я еле сдерживал в горле нервный смех. Я выпучивал и закатывал глаза. Я загорался и гас. И в таком полуобморочним состоянии я (лучше я опущу сказуемое, т.к. глагола, выражающего предикатность того моего состояния не существует в природе. Это глагол, выражающий ничто (но не неантизировать)).
Тут я напарываюсь на взгляд.

Два глаза и остальное (впридачу к глазам). Судя по фигуре вегетарианка, 0 кал., но кое-что у нее довольно мясное. Даже очень. Зад. Ни. Ца. Говорят, что некрасивых женщин не существует. Вероятно, это означает, что у всех женщин есть ЗАДНИЦА.

Взгляд, вначале интригующий, потускнел и исчез. Затем появился в виде подаяния. Я сразу почувствовал привкус милостыни (!) в ее игре.

Появляется какой-то в джинсовой рубахе. Ориентировочно назовем его ВДР (для неудобства изложения). ВДР стал ее потискивать, она закокетничала и закомплексовала по-черному. То ли симультанно закокетничала и закомплексовала, то ли сукцессивно. Я думаю, что кокетничанье – это проявляние комплекса неполноценности. Или же наоборот, комплекс неполноценности – результат частого кокетничанья. Во всех случаях, считая нецелесообразным говорить о моих теоретических выкладках в хрупком материале сказочного повествования, я перейду непосредственно к предмету (вот именно – предмету) разворачиваемой перед вами односторонней дискуссии.

Одни запрещенные приемы. Ниже пояса. Первый раунд я выдержал. Во втором она наверняка отправит меня в нокаут.

В этот короткий break она повернулась ко мне спиной анфас. Волшебница.

Боже мой! – подумал я, - Какой живойумопомрачительныйлегкоусваиваемыйсексо вшибательныймногофункциональный зад!
Есть также грудь – мат в два хода.
Она душит меня своим существованием.

ВДР замечает мои нескромныерасщепляющиенаатомы взгляды. Угрожающее почесывание бицепса (странный у него бицепс – двухшишечный; тяжелое наследие прежнего режима). Я выдерживаю необходимую язвительную мину и выхожу. В конце концов, не все золото, что свое.

Взгрустнулось. Я попытался взвесить все аргументы pro et contra и запутался в довесках. Жизнь мне представилась чем-то, над чем можно совершить аборт. Вместе со мной помрачнела и погода. Мы ходили оба мрачные: я в ней, она во мне. Настроение – вареный кубик-рубик.

И потом мне кажется, что она та еще штучка. Наверняка она боится сесть на табуретку, думает – скользнет вовнутрь. Истеричка.

Интересное лицо. Большие глаза и крутые бедра (годика через два будут в смятку). Не дают отойти, отдышаться, набраться сил.

Наброшусь!

А если и в самом деле – наброшусь, начну кусаться. Представляю, как исказится это миловидное личико. Подумаешь – слегка зад прикусил – ежу ясно, что чисто символически. Могут отправить в сумасшедший дом. Мораль. Категорический императив. Да пошли они! Если даже побьют – пусть побьют – пусть прогонят – от нее – и от другой – и от третьей – я не могу не ответить обороной. Идет слушание по делу о защите чести и достоинства. Пусть все знают – перед ними Человек. Я Супер, Сверх, Сюр, Мега, Анти, Гега. И если меня доведут, я разверну звездную войну, вплоть до полного уничтожения всех звезд.

Закрадывается мысль y : Я ПРИЗНАЮСЬ В ЛЮБВИ К ЕЕ ЗАДУ.

Я подойду к ней и скажу я больше так немогу я схожу с ума ты должна меня выслушать (чем бана льнее с ними говоришь, тем эффективнее они действуют). Это вопрос жизни и смерти смерти и бессмертия (нужно поменьше категорий или даже претензий на категорию). Это сложное признание но прошу тебя выслушай до конца (вот именно, конца!). Слышу победоносный и надменный (ассоциация – обменный, цвет – желтый) взгляд. Потом самое главное: я безумно влюблен в твой зад!

Полуобморок (квазистенционарный) и пощечина (генерализированная). Хотя нет – увернусь (кинестезированно). Тогда еще полуобморок. Пощечина. Две одновременных пощечины. Нет – сто одновременных пощечин. И сто одновременных обмороков. Травестизация.

Не могла бы ты дать мне на время напрокат или как тебе угодно это называть благообразно и всенепременно одолжить твой великодушный зад?

Наступает самый прайм-тайм: я налетаю и делаю несколько коротких укусов. Прошу тебя не лишай меня этого к тому же еще и робость в присутствии твоего Зада разве я виноват разве это можно назвать преступлением да я и мухи не обижу не бери в голову вспомни вспомни что-нибудь неважно что только знай знай и помни прости прости проси прощения ты разоблачена отпираться больше нет смысла бесполезно обращаться к услугам международных наблюдателей все предельно ясно это просто так просто знай и помни вспомни все я может быть когда-нибудь тебя прощу.

Укусы и удары. Взаимоуслуги. Ее удар исходит из самого сердца (вот куда может проникать этос). Да это и ясно – материнский инстинкт. Продолжение рода через продолжение самосохранения. Сексосоциалистическое панибратство вступает в стадию пиратства. Падаю.

Ты фригидная сука! Ты невыносимое чудовище! Монстр!