#1
Он говорил на странном языке
изобличая мысли
как двойных агентов
многие его не понимали
когда просыпались по утрам
и видели его спешащим домой
свертывающим парашют впечатлений
он брал любые строчки
и превращал их в холодное оружие
от которого умирают в темных переулках
ограбленными и разочароваными
он смотрел в книгу так
как обычно люди смотрят на сварку
и вычислял мнимые величины
снова и снова
а по вечерам он смотрел на себя в зеркало
и видел плюшевого мишку
которого уронили на пол
которому оторвали лапу
но которого он все равно не бросит
потому что он хороший
он включал телевизор и ставил чайник
смотрел новости и ел варенье из зеркал
никто не шел ему навстречу
он шел один пряча глаза
как телки с задроченных журналов
жеманно прикрывающие пизды
дни проезжали быстро
без остановки
разрушая все на своем пути
как в фильмах о зараженных эпидемией поездах
пущенных под откос
она была официанткой
в одной из набережных забегаловок
добавляя свою улыбку в каждый новый заказ
взгляд пожирается как мороженое
ее жопа говорила на иностранном языке
а ее открытый животик
доказывал невозможность существования морали
когда она ложилась
из ее складок можно было добыть огонь
его бритое лицо
у ее бритых ног
жизнь это одноразовый бритвенный станок
самовоспламеняющаяся грудь
ягодицы усыпанные ягодами пылающих волос
они горят и пахнут
как лимоны в кафе за чистыми стеклами
писатель без читателя
он часто видел смерть в лицо
что еще ему оставалось
пропасть
между ним и тем что бежит в пустоту
голые колени
голос автора
за кадром кинокамеры губ
он искал что-то
яд рекламных плакатов
дрейфующих в бессознательном
и уже довольно часто создающих пробки
он ел поблизости
под рокот бомбардировщиков ее сексуальности
которые пикируют все ниже и ниже
и ему не спастись
жертвы среди мирного населения
запекшаяся кровь бессилия
молчаливый вопль
йоханный бабай
шок
блестки на губах
теплый дождь размягчающий ее ножки
что еще можно назвать простым
таблица умножения
когда они вместе
ее сладострастный наполовину скотский рев
и молоко ее волос
запущенных точно Шаттл
пока ярко освещено дыхание улицы
респектабельные тренажерные залы
маты и татами
двое исполняют каты на котах
покрытых цветами ковров
и закрытых глаз
и ничто не запечатлено
но фонтан так тепло прилип.

#2
Слова принято было использовать
в качестве презервативов.
Они предупредили меня.
Но вряд ли я их слышал.
Слова для меня ничего не значат.
Просто немного приличия
так уж мы воспитаны.
Я спал как ноль.
Это было лето
записанное на магнитофон.
Я слышал ее смех.
Она говорила, что любила меня.
Я разорвал конверт ее глаз
и не нашел послания.
Я проходил мимо разных тел
в которых
налогооблагаются наши чувства.
Никто не хочет
быть заодно.
Я рассказывал о своей боли
как факир глотающий огонь.
Люди ощущающие себя инопланетянами.
Мы и.
Куда спрятаться?
Понемногу в музыке показалась терпеливая жертва.
Музыка кишащая нашими эмоциями как тараканами.
Мы
вся история.
Конец начала и начало конца.
Я говорил об этом завтра.
Я буду говорить об этом вчера.
Мы просто слушатели
невыговариваемой лекции жизни.
Мы
утеряны
и так далеки
как прошлогоднее дерьмо.
В этом наша специфика.
Терпеть не могу слова вроде "возможно".
Которые мгновенно продают тебя в рабство.
Не успеешь очухаться как "возможно"
становится клеймом на твоем сердце.
Возможно, возможно, возможно
и это заставляет тебя потерять сон и покой
и действовать действовать действовать
пока не сдохнешь
в осознании невозможности.
При виде ее сисек
я становлюсь сентиментальным
я вспоминаю все известные мне сказки
и надеюсь на "добро побеждает зло".
Две сентиментальные сиськи
включенные в каталог моих безумств.
Мы в комнате,
взявшись за руки
как воздушные акробаты.
Еще вчера
за нас говорили
за нас слушали
за нас любили.
Но не сегодня.
Здесь есть все
что нужно.
Я слышу ее голос, затем ее рука.
В памяти мы пусты.

#3
Я записываю в блокнот
только то
что теряет свой смысл при произнесении
это может быть сном или явью.
Меня застукали
разрывающим эту писанину по швам
и мастерящим из нее веревку
чтобы сбежать из этого заключения.
Она присоединяется ко мне
переживая те же самые мысли
в тот же самый момент
и тут же
вживляя их в свою жопу.
Что же такое человек?
Черный ящик чувств.
Мы средство разобщения вещей с вещами.
Я ничего не скажу о мигании.
Я обращаюсь только к тому
кто слушает и слышит
Я спал под раскидистой кроной метро.
Я. Кошка наскочила на скольжение
из линзы в стакан
сомненисамомнение бегом.
Это как из страшного сна
с отпиленными руками в эфире CNN.
Никто не работал.
И никого это не заботило
даже стопку новейших книг
ожидающих своей казни.
Работники государственных учреждений.
Все их лица в поджопниках.
Какого черта и они здесь!
Мы были упакованы.
Любовь как буря в стакане.
Один против всех
и даже против нее.
Я бы рассказал еще не одно недоразумение в черном.
Ситация меняет меня как CD,
прокручивая вперед и назад
и проставляя паузы.
Мы говорили с определенной элегантностью
будто стеклянные.
Это правда что женское тело
может вызывать женские эмоции.
Повальная эпидемия разочарований.
Почему также и мы лежали там.
Я повторяю. Почему также и мы.

#4
Некоторые вещи пусты
так играется смыслами имманентное.
Мир и его неуклюжая копия.
Не потому ли все так
или все же кто как.
Не стоглазый художник
запустивший пальцы
в свою сдохшую картину.
Не рука
и ее смущенное подрагивание.
Не предложение
или неуклюжая реплика на него.
Сейчас все может действительно начаться.
Сейчас мы можем претендовать
на все сдвиги которые возможны.
Это отрывок.
Причина риодежанейровского мифа.
Фотография
в квадрате которой есть все.
Это маска для жизни.
Однажды это опять или это никогда?
Еще одна разновидность экономики.
Признания. Это идефикс для тела.
Мы снова в комнате.
Говорят, что в комнатах
думают или говорят.
А что делаем мы?
Мы просто живем
заимствуя друг у друга жизнь
как один глаз на всех
из мифа о Персее.
Одно разбивает другое.
Скоро. Мы появимся на новых экранах.
Постепенно становясь виртуальностью.
Ссылки - всего лишь разновидность ожидания.
Слишком малое из слишком большого.
Город сделан из ссылок.
Я напишу об этом.
Как-нибудь
когда поверю в чудо.
Я заснул вчера на каком-то слове.
Слово легко может принимать форму кровати.
Я встаю и застилаю его.
Это двуспальное слово.
Когда-то мы спали с ней на нем.
Раньше оно называлось ЛЮБОВЬ.

#5
Мы начали обзаводиться телами,
здесь и сейчас,
прошлое давным давно
и прошлое ожидающее своего часа
Давайте искать главное.
Я еще продолжаю
появляться из этой поэмы как джинн.
Когда-то я решил ни с кем не общаться.
Я выдержал всего один день.
Который наверняка
можно было бы вычеркнуть из моей жизни.
Моя жизнь.
Как много малого
и как мало многого.
Время отправленное в мусорку.
Удовольствие от боли и боль удовольствия.
Времени обычно хватает только на спешку
желание - это в первую очередь дизайн
и мы начинаем скитаться
без мыслей, чувств и лица
в исчисляемом наукой мире
физических процессов
ни в один из которых мы не вписываемся.
Стоит ли говорить об этом.
Я родился в городе среди зомби.
Я научился их языку,
их манере одеваться
и вести себя в обществе.
Но я умею говорить
как никто другой.
Моя речь - переложенная на язык образов
доказательство теоремы
о неполноте свободы.
Я знаю это, когда не нахожу слов.
Когда на улице ночь
и я проезжаю мимо улиц
залитых огнями витрин и реклам,
я знаю
я точно знаю,
почему мне так хорошо -
мне с ними не по пути.
Слово мастурбирующее на слова.
Эту поэму можно назвать как угодно.
Она не горит в огне
и не тонет в воде.
Это то что я имел в виду
когда писал ее.
Oна понимает только
да-да или нет-нет.
Она движется от сердца к сердцу
и никак иначе.
Я попытался поймать вещи
о которых мы все постоянно говорим
и ненадолго запереть их в голове.
В результате
они пережрали друг друга
как крысы.
Я вижу только страницы.
Страницы
спасшие мне жизнь
ежедневно пересекающие небо
в мыслительных колесницах
подобно античным богам
олицетворяющим солнце.
Страницы
выхваченные из игольного ушка наших надежд.
Страницы
как звезды
позволяющие нам почувствовать
незначительность наших проблем.
Что же в конце.
Поиски срока годности.
И мы
втянутые в очную ставку
с днем и ночью.

2002- 2003гг.