Матрица киберпанка
Алексей Панишев

Пожалуй, в современном мире компьютеров нет слова наиболее спорного и неоднозначного чем "Киберпанк". Все меняется - время, вещи и понятия - и кто знает, каковым будет наше Завтра... Вполне возможно, даже очень возможно, что Завтра будет зависеть от нас, от людей с компьютерами. Причем здесь Киберпанк?..

Скоро сказка сказывается…
Всякая наука строится на определениях. Потом уже на основе строго определенных сущностей и их взаимодействий строятся аксиомы, леммы, теоремы и прочие инструменты познания. Но определение первично всегда. От уверенности в понимании того, о чем именно идет речь, зависит и знание того, как идти дальнейшим исследованиям.

Естественным наукам в этом отношении просто. У них явственно различаются теоретическая и экспериментальная области. Там, где царит теория, можно быть сколь угодно строгим в определениях и изучать законы идеализированного мира, а затем устанавливать при помощи эксперимента степень применимости этих законов к миру реальному. Точность определений в таком случае не страдает: все погрешности накапливаются именно при сравнении теории с практикой. Внутри теории все логично и гладко, потому что оперирует она идеальными сущностями.

А наукам социальным, тем более искусствоведению, очень трудно даже построить изначальную систему определений. Ведь оперируют они поведением людей или результатами их творческой деятельности. Разве есть что-то в этом мире, менее поддающееся формализации? А ведь надо еще учесть и политику, и идеологию каждой эпохи, в которой развивалось исследуемое явление…

Так вот, об определениях в области культуры. Если вы вслушивались (или вчитывались) в высокоученые рассуждения о ней, то наверняка главным, что занимало ваше внимание, было обилие терминологии (неупорядоченной). Все эти "квинквеченто", "сюрреализм", "мондильянство", "постиндустриализм" действуют на неподготовленного человека, как отвар из мухоморов. Да и самим специалистам-шаманам в соответствующих областях такая терминология не всегда добавляет ясности.

Вот, скажем, в точной науке механике определение "материальной точки" со времен Лейбница не изменилось ни на слово, и понимает его любой физик - от второкурсника МГУ до председателя Академии наук Буркина-Фасо. А в искусстве? Попробуйте как-нибудь свести вместе двух искусствоведов (желательно, принадлежащих к разным научным школам) и задайте в пространство между ними вопрос: что есть, например, культура постмодернизма? Только не забудьте своевременно пригнуться, потому что это пространство моментально заполнится треском разрядов, ударами шаровых молний и прочей пиротехникой, которой позавидовал бы любой фэнтезийный маг средней руки. Споры гуманитариев о терминологии -страшное для неподготовленных зрелище. И заканчиваются они, как правило, ничем: потрепанные противники остаются на исходных позициях.

Отсюда и восхитительная легкость в применении таких терминов в повседневной жизни. Термины понемногу превращаются в ярлыки. Мы видим на картине нагромождение разноцветных геометрических фигур и говорим "абстракционизм". Смотрим на скульптуру, составленную из перекрученных отрезков бронзовой проволоки и кусков автомобильных покрышек, и говорим "концептуализм". Открываем книгу, где описывается, как в будущем компьютерные гении-одиночки сражаются против власти всепланетных корпораций, и говорим "киберпанк". При этом мы не сильно вдумываемся в смысл термина.

Рождение символа
Так что же это за явление - киберпанк?

Сам термин придумал писатель Брюс Бетке (Bruce Bethke) в 1983 г. Небольшой рассказ под названием "Киберпанк" был опубликован в НФ-журнале, которым руководил Айзек Азимов, и с тех пор слово явилось на свет.

Идея, которую можно было этим словом выразить, также была уже готова. Несколько молодых американских писателей-постмодернистов (вот, кстати, еще одно неопределенное определение) объединились вокруг самиздатовского фэнзина "Cheap Truth" ("Дешевая правда"). Фэнзин (от fan magazine) - журнал фанатов какого-либо литературного направления; особенно распространены фэнзины в кругах любителей разного рода фантастики. Таким путем на свет появилось "Движение" (они так и называли себя - "The Movement"). Целью своей, как и полагается всякому передовому движению, оно поставило низвержение нынешних кумиров и развенчание установившихся в обществе порочных взглядов. В данном случае -на научно-фантастическую литературу.

Дело в том, что мир НФ (научной фантастики), как ни печально, всегда на пару голов был ниже мира так называемой большой литературы. Даже лучшие вещи Уэллса, Кларка, Хайнлайна, Желязны объективно (по уровню прорисовки человеческих характеров и конфликтов) не дотягивают до произведений Золя, Хемингуэя, Фицджеральда или Томаса Вулфа. Почему так получается, не до конца ясно даже поседевшим в словесных баталиях литературным критикам: то ли увлечение технической стороной фантастики заставляет ее авторов уделять меньше внимания персонажам; то ли выдвижение на первый план надуманных, не существующих в реальности коллизий заставляет тускнеть привычные взаимоотношения людей… Не исключено, что тот же Хемингуэй, живи он в описываемом фантастами будущем, вместо ярких образов испанских партизан и кубинских рыбаков с не меньшим мастерством рисовал бы картины жизни плутонианских шахтеров или патрульной службы Космофлота Федерации. Но это уже, согласитесь, была бы не фантастика, а самая настоящая реалистическая литература.

И в американской НФ конца 1970-х гг. очень заметным был сдвиг в сторону реализма - исчезали из книг привычные штампы вроде метеоритных атак, нападений космических пиратов, чудовищных пришельцев с Марса. Постмодернисты учились играть словом; цементировать фразу смыслом так, чтобы из нее нельзя было изъять ни буквы; делать своих персонажей живыми. Почитайте для примера Берроуза или Говарда, и вы поймете, как тяжело воспринимается неряшливо построенный текст с участием картонных героев, пусть даже и наполненный первосортными идеями. Наиболее яркими примерами проникновения большой литературы в фантастику семидесятых могут служить Брэдбери, Саймак и Азимов, сознательно делавшие упор на описание внутреннего мира людей (пусть и угодивших в фантастическое окружение). Если бы не неодолимое стремление к Тайне Иного, кто знает, не перешли бы совсем эти значительные мастера в лагерь писателей-реалистов, оставив НФ на произвол судьбы и многочисленных графоманов, красочными изданиями которых забиты теперь книжные полки и у нас в России?

Но мысль человеческая развивается прихотливо, и нашлись писатели фантасты, не согласившиеся коротать творческий век на задворках большой литературы, но и не признававшие прямого следования ее канонам. Именно они, наиболее сплоченная их часть, и образовали "Движение". Слабость НФ решено было сделать ее силой: сосредоточивать внимание на описании мрачного высокотехнологичного общества будущего, вплетая в эту картину яркие детали и несколько схематизируя человеческие образы, приближаясь к панковским взглядам на мир. Движение образовали такие писатели, как Уильям Гибсон, Брюс Стерлинг, Льюис Шайнер, Грег Бир, Пат Кэдиган. Их цель была сформулирована просто: научная фантастика должна быть хорошей, живой и удобочитаемой. Вот только реализация этого несложного плана потребовала массы усилий.

Как это устроено внутри
Сейчас киберпанк как литературное течение можно охарактеризовать следующим образом: он описывает взаимодействие людей "вне закона" - изгоев с технологически ориентированными социальными системами. Причем, и это главное отличие истинного киберпанка от многочисленных эпигонских произведений, идеология героев произведения истинно панковская: на общество им плевать; они делают все для себя и ради себя. Если при этом удается случайно спасти мир - что ж, прекрасно; панк пожмет плечами и пойдет по своим делам. Но сознательно бороться со злодеями или пришельцами ради одного лишь освобождения человечества - дудки. Киберпанку чуждо мировоззрение Чипа и Дэйла.

Герой киберпанковского романа (отнюдь не герой в привычном положительном смысле) всегда сильно выделяется из окружающей людской массы, но не объемом мускулов и даже не могучим интеллектом (всегда присущим ему). Главное - он асоциален. Общество, находящееся под властью полицейской диктатуры (или корпораций, или фанатиков-фундаменталистов), инертно. Оно принимает текущий порядок вещей и не пытается восставать против него никакими способами. Отдельные изредка возникающие группки повстанцев - борцов за общее дело - потому и терпят поражение за поражением, что дело их хоть и общее, но ни одному нормальному представителю этого общества не нужное. И вот тут на сцене появляется киберпанк-герой. Ему нет никакого интереса спасать мир, восстанавливать справедливость, открывать людям глаза и тому подобное. Он просто отстаивает свой собственный путь, собственный выбор. Пусть он не всегда побеждает в финале, но каждый раз самим фактом выраженного протеста утверждает бессмысленность и шаткость положения дел.

Технологии будущего, описываемые в жанре киберпанка, так или иначе являются информационными. Компьютеры внедряются в повседневную жизнь общества самыми разнообразными способами. При помощи цифровых средств массовой информации правители мира (кем бы они ни были) манипулируют сознанием масс. В целях контроля за поведением людей (или для расширения их возможностей) отдельные микросхемы вживляются в организм, или даже весь организм целиком становится симбиозом живой ткани и кремния (так называемые киборги, cyborgs). Широко применяется клонирование органов; в некоторых произведениях - и клонирование личностей.

Человек, Машина и Свобода
Киберпанк как течение первым осознал важность изобретения персональных компьютеров - он и появился-то на свет едва ли не одновременно с ними. Там, где многие видели только забавную игрушку или прогрессивную пишущую машинку, творцы стиля усмотрели новое направление развития цивилизации: информатизацию общества. Более того, участники "Движения" поняли, что человечество не только открыло для себя новый путь, но и сразу же сделало по нему свой первый шаг. Год за годом, проходящие с момента выхода первого номера "Дешевой правды", подтверждают правоту и прозорливость этих писателей. Возможно, именно благодаря такой неожиданной пересеченности с жизнью (неожиданной для научной фантастики, которая всегда устремлена в будущее) киберпанк как литературное течение и заслужил внимание широких читательских масс, от фантастики в общем-то далеких. И киберпанк как элемент молодежной контркультуры, впрямую с активностью постиндустриальных фантастов не связанный, все же во многом обязан своей жизненностью именно ей.

Люди в произведениях киберпанка становятся частью Машины; это кибернетический аспект проблемы и объяснение первой составляющей термина. С другой стороны, в рамках любой сколько-нибудь реальной общественной системы всегда существуют люди, стоящие "на краю", маргиналы, изгои и отщепенцы. Это, как правило, преступники, бродяги, просто одиночки - те, кто ищет простора для самих себя. Личности, преисполненные свободы внутренней и противостоящие обществу во имя свободы внешней. Но, снова подчеркну, свобода "вообще", для всех, в духе лозунгов Великой Французской революции их не интересует. Как правило, их не интересуют вдобавок равенство и братство. Им нужна личная свобода. И вот ради нее - раз уж не получается тихо жить в свое удовольствие - они готовы перевернуть целый мир. Вот это и есть идеология настоящих панков, и именно реализацией таких персонажей литературное направление "киберпанк" подтвердило право на вторую часть своего наименования.

Надо сказать, что лучшие работы киберпанка и по самой манере написания близки к идеологии своих героев. Стиль таких произведений, как правило, "рубленый", резкий, напористый. Автор погружает читателя в своеобразную мрачно-урбанистическую атмосферу без долгих пояснений и предисловий. Специфическая терминология (иногда интуитивно понятная, иногда проясняющаяся только по ходу дела) тоже добавляет колорита и позволяет острее ощутить вовлеченность в картину повествования. Очень часто проблемы морального выбора, встающие перед героями, стирают границу между добром и злом в их традиционном для приключенческой литературы понимании и мешают определить тип героя одним из стандартных клише - "плохой" или "хороший".

Писатели классики
Итак, проникновение киберпанка в мир американской НФ-литературы состоялось в самом начале 1980-х гг., когда начал издаваться (кем-то, скрывавшимся под псевдонимом "Винсент Омниаверитас") фэнзин "Дешевая правда". Это был даже не полноценный фэнский журнал, а скорее листовка, размножавшаяся на ксероксе и раздававшаяся бесплатно каждому, кто проявлял к ней интерес. Фактически именно она стала трибуной, с которой свежеиспеченные киберпанки обращались к окружающему миру со своими манифестами и пророчествами. Никаких "копирайтов" в листке не было - наоборот, в соответствии с пропагандируемой идеологией "Дешевая правда" подразумевала отсутствие каких-либо авторских прав и необходимость свободного обращения информации. Неожиданно быстро это вызывающее и провоцирующее издание стало весьма влиятельным. Видимо, киберпанку удалось появиться именно в то время, когда он смог стать наиболее интересным для публики.

Одной из наиболее ярких фигур "Движения" сразу стал Уильям Гибсон. В 1982 г. его рассказы "Пылающий Хром" (Burning Chrome) и "Джонни Мнемоник" (Johnny Mnemonic) были опубликованы в журнале Omni - самом престижном периодическом НФ-издании того времени. С тех пор и по сей день Гибсон считается олицетворением киберпанка; ему принадлежат произведения, которые определяют лицо этого жанра. Согласно основным принципам "Движения", он уделяет технологической стороне сюжета больше внимания, чем проработке характеров персонажей. Однако нехваткой писательского мастерства автор отнюдь не страдает. Гибсон - выдающийся стилист и мастер повествования, которому под силу не просто держать читателя в постоянном напряжении, а еще и делать это не в ущерб философской стороне текста. За первыми рассказами последовал роман "Нейромант" (Neuromancer), имевший шумный успех и сразу же ставший Библией киберпанка.

Справедливости ради надо отметить, что, хотя в романах Гибсона компьютерная техника и виртуальное пространство играют важнейшую роль, сам он впервые сел за клавиатуру ПК только во второй половине 1980-х гг. Захватывающая дух терминология его творений частью выдумана, частью взята из разговоров немногих в те времена асов компьютерного мира. Даже хакеров не называли в те времена хакерами, и автор использовал слово "крэкер" (cracker) в значении "компьютерный взломщик". Однако в данном случае отсутствие технически выверенных знаний не повредило писателю, скорее наоборот: в своем "невежестве" он не был зашорен скромными возможностями современной ему технологии. Он провидел будущее цифрового мира - и провидел чрезвычайно убедительно и захватывающе. Скажем, сам термин "киберпространство" впервые использовал именно

Гибсон в рассказе "Пылающий Хром". Герои рассказа использовали специальное оборудование, представлявшее собой полнофункциональный интерфейс между их природными органами чувств и миром информации в компьютерных сетях - тем самым киберпространством.

В 1985 г. роман "Нейромант" собрал все сколько-нибудь значимые награды американской НФ. Это "Небьюла" (приз писательского сообщества), "Хьюго" (приз читательских симпатий) и Приз Филиппа Дика (за лучшее издание года, вышедшее в серии с мягкой обложкой, т. е. за лучшую книгу "для всех"). За первым романом в серии, названием для которой автор выбрал удачно изобретенное им слово "Киберпространство", последовали еще два: "Индекс Ноль" (Count Zero) и "Мона Лиза без тормозов" (Mona Lisa Overdrive). По стилистике и сюжету они нисколько не уступают "Нейроманту", хоть такого количества наград, как первому роману серии, им и не досталось.

С тех пор Гибсон продолжает придерживаться однажды взятого направления, издавая каждые два-три года по новому роману. Самый знаменитый фантаст "поколения восьмидесятников", пророк и светоч киберпанка как течения, творит по-прежнему плодотворно и ярко. В последние годы и у российского читателя постепенно появляется возможность познакомиться с переводами его произведений. Как они будут читаться сейчас, когда многие технические детали в них явно не соответствуют реальности даже на взгляд владеющего начатками компьютерной грамотности восьмиклассника? Скорее всего, прекрасно будут читаться, потому что главное в романах Гибсона - идеология, настроение, воплощенный протест и мастерски выписанная сюжетная линия.

Другой основоположник течения киберпанка - Брюс Стерлинг, вторгшийся в "Движение" с одним из первых своих романов - "Искусственный ребенок" (The Artificial Kid). Рассказ "Рой" (Swarm), вышедший из печати на самой заре "Движения", также способствовал становлению Стерлинга в новом жанре. Но окончательно он добился признания после выхода романа "Схизматрица" (Schismatrix) в 1995 г. Стиль Стерлинга гибок и переменчив. С течением времени от напористости и эмоциональности сюжетов, присущих классическим боевикам, он перешел к утонченной стилистике и созерцательности. При этом ни накал действия, ни киберпанковская атмосфера его произведений не страдают, что, конечно же, не может не привлекать самых разных читателей.

В 1983 г. одним из первых киберпанков стал и Грег Бир, опубликовавший рассказы "Трудный бой" (Hardfought) и "Музыка крови" (Blood Music). Изобретательность и сильная прорисовка характеров сочетались в них со столь присущим эстетике киберпанка жизнерадостным пессимизмом. Да-да, именно жизнерадостным. Герои этого литературного направления - пессимисты, что отнюдь не означает их разочарованности в жизни. Их цинизм развивается из трезвой оценки ситуации (противостояние одиночки мощнейшей машине подавления, подкрепленной тотальным информационным контролем). Но руки у них не опускаются: если надо сражаться, от драки они не бегут. И длинных монологов о светлом будущем, как принято у героев боевиков, не произносят. Киберпанки, действующие внутри произведений, - люди действия, и действия они предпринимают решительные.

Остальные представители "Движения" характерны тем, что не во всех своих произведениях придерживаются принципов киберпанка, хотя и внесли в его актив немало замечательных творений.

Руди Рюкер наиболее известен романами "Белый свет" (White Light), "Властелин пространства и времени" (Master of Space and Time) и "Программное обеспечение" (Software), в которых эстетика жанра сильно разбавлена неожиданными и остроумными выдумками. Причем автору удается сохранить дух информационной борьбы и без погруженности в канонически мрачную атмосферу.
Патрик Келли выпустил замечательную трилогию "Солнцестояние" (Solstice), "Крыса" (Rat) и "Шильонский пленник" (The Prisoner of Chillon), где идеология киберпанка подана в красочной обертке звонкого, отточенного слога и нетривиальной фабулы.
Льюис Шайнер, пожалуй, из всего поколения постиндустриальных писателей наиболее близок к реализму. Его стиль не пестрит захватывающими поворотами сюжета, и герои его -не вырезанные из бумаги супермены комиксов. Если бы не гнетущий настрой его произведений и не активное включение в них компьютерной технологии, эту прозу с трудом можно было бы отнести к "Движению", да и к фантастике вообще. Очень уж живыми получаются у него люди.
Патрисия (Пэт) Кэдиган славится потрясающим чувством юмора, которое делает ей честь в масштабах не только киберпанка, но и всего постмодернизма в целом. Фэнзин "Shayol", изданием которого она занялась в середине восьмидесятых, с одинаковой увлеченностью печатал и футуристическую технофантастику, и бесшабашное фэнтези; главное, что читается все это с одинаковой увлекательностью, - вкус хозяйку журнала никогда не подводил.
Что происходит сейчас?
Команда у этого литературного направления к середине восьмидесятых подобралась достойная и вполне разносторонняя, громко и отчетливо заявившая о пришествии нового стиля всему миру. Как же обстоят дела у киберпанка сейчас?

"Cyberpunk's not dead, it just smells bad," - примерно так отвечают на этот вопрос сохранившиеся до сих пор фанаты движения в Usenet'овской конференции alt.cyberpunk. В чем причина такого, прямо скажем, двусмысленного отзыва о явно волнующем этих людей предмете?

Прежде всего киберпанк как литературное течение со времен своего образования достаточно сильно размылся, потерял четкие границы жанра и перестал быть монолитным строем единомышленников. Сам термин оказался слишком уж звонким и увесистым, чтобы расстаться с ним с легким сердцем. Это сослужило "Движению" плохую службу: теперь чуть ли не любой фантаст, упоминающий в своей книге компьютеры и пренебрегающий традиционным хэппи-эндом, с гордостью может назвать себя киберпанком. В рамках жанра начали появляться направления - верный признак его распада: жесткий киберпанк, экологический киберпанк… А есть еще и такое самобытное (ну как всегда) явление, как "русский киберпанк". И в рамки одного "Движения", как полтора десятка лет назад, всю эту пеструю компанию уже не загнать. Что тут говорить, если один из основоположников, Льюис Шайнер, в 1991 г. напечатал статью "Признания бывшего киберпанка", в которой объявил направление мертвым.

Беда в том, что киберпанк из литературного течения превратился в культ. Его идейные основы постепенно сходили на нет, и последователи "Движения" все меньше и меньше придерживались какой-то единой идеологии. Отцы-основатели киберпанка, конечно, остались верны принципам и (вольно или невольно) продолжали идти избранным давным-давно курсом. Но молодежь (в полном соответствии с традициями панка как субкультуры, кстати) презрела авторитеты и разбрелась кто куда. Само по себе это не так уж страшно - плохо то, что все, кто сворачивал с магистрального пути "Движения", продолжали называть (да и считать) себя ортодоксальными киберпанками, провозглашать "Нейроманта" и "Схизматрицу" столпами жанра, а первых энтузиастов течения - своими духовными наставниками. Слово разошлось с делом, и начинание погибло. Сколько раз уже так случалось в истории человечества!

К вопросу об идеологии: пессимизм
А идея, ставшая основой "Движения", действительно заслуживает внимания. Она заключается в том, что люди переступили в своем развитии черту моральных запретов и сами сняли ограничения на прогресс. А прогресс слеп, и пойдет следующий его виток на пользу человечеству или во вред ему - сказать трудно. Это Жюлю Верну (да и вообще передовым мыслителям конца прошлого - начала нынешнего века) хорошо было рассуждать о неуклонном поступательном развитии цивилизации. На сцену вышел было Уэллс со своей "Машиной времени", позволивший себе усомниться в идеальности выбранного пути, но его предантиутопия не вызвала большого резонанса.

Только пулеметы и колючая проволока Первой мировой заставили человечество призадуматься: а той ли дорогой оно идет? И нет ли впереди обрывов и оползней, которые сделают дальнейшее продвижение невозможным?.. И все же остановиться было уже нельзя. Супруги Кюри, проводившие в Париже опыты с радием, и думать не могли, во что выльются подобные эксперименты меньше чем через полвека. Ядерные грибы над Японией заставили цивилизацию содрогнуться, но темп был уже набран. СПИД и наркотики в наше время вообще воспринимаются чуть ли не как часть современной культуры, а ведь по своим разрушительным масштабам они ничуть не уступают Бомбе, хоть срабатывают и не так эффектно, зато более эффективно.

И тем не менее до сих пор беспечность (пусть и преступную) человечества можно было списать на присущий ему страусиный инстинкт самосохранения. От всех ужасов истории, от инквизиции до легализованной наркомании, у человека было до сих пор надежное, хотя и временное убежище: его собственный внутренний мир. Ни один диктатор, ни один демагог не мог туда прорваться иначе как ценой неимоверных усилий по ломке общественного сознания. Идеология сталкивалась с мировоззрением, и дальше спор шел о том, кто сильнее - человек или пропагандистская машина подавления. Исход борьбы каждый раз был индивидуальным, но, по крайней мере, это была борьба людей с людьми. Материальные ресурсы властных структур против внутренней убежденности личности.

И вот теперь настают такие времена, когда и в область сознания начинают непосредственно вторгаться механические методы борьбы. Машины стали умными. Пусть до искусственного интеллекта в представлении фантастов еще далеко (как и до полноценного киберпространства), но в том и заслуга основателей жанра, что они предвидели опасность еще из буколического 1983 г. Машина-киборг, охотящаяся за людьми, страшна, но сражение с ней не безнадежно. Виртуальный полицейский, проникающий в мысли и чувства жителей техногенного будущего, судящий и наказывающий их не за совершенные преступления, а за подозрительные замыслы и нелояльность, - неотвратим. Жизнь внутри тоталитарной системы с полным цифровым контролем над умами людей невозможна; остается только животное существование, которое и в страшных снах не являлось ни Замятину, ни Хаксли. Именно против такого развития событий предостерегает киберпанк; именно в этом суть его протеста. Теперь понятно, почему поздние последователи "Движения" так отстали и растеряли пыл по сравнению с основоположниками, - просто увлеченность внешними эффектами у молодой поросли киберпанка вытеснила идею. Вот на основании этого Льюис Шайнер и посчитал современный киберпанк мертвым.

Собственные Платоны
Попробуем обратиться теперь к тому, что называется сейчас "русским киберпанком". Сказать, что он мертв, было бы, как минимум, жестоко - ведь он и родиться-то толком не успел. Переводы западных родоначальников жанра появились у нас совсем недавно. Конечно, истинные любители НФ (к числу которых относится и большинство писателей фантастов) в английском смыслят достаточно и в свое время знакомились с соответствующими произведениями на языке оригинала. Почему в то же самое время не случилось прорыва и в советской литературе - не очень понятно. Компьютеры, конечно, не были тогда персональными (кто видел БЭСМ-6, тот поймет), но отнюдь не являлись совсем уж непредставимой диковинкой. Однако, кроме знаменитого пелевинского "Принца из Госплана", ничего сколько-нибудь приближенного (хотя бы по форме!) к киберпанку земля российская в те поры не родила. Почему - разбираться уже, видимо, историкам и теоретикам литературы.

Первым заметным произведением "русского киберпанка" (снять кавычки почему-то не поднимается рука) стал роман Александра Тюрина (в соавторстве с А. Щеголевым) "Сеть", опубликованный в 1993 г. (С домашней страничкой писателя можно ознакомиться на этом сайте.) "Заметным" роман назван здесь в том смысле, что многие критики и некоторая часть собратьев писателя по перу практически сразу же признали это произведение киберпанковским. Действительно, в романе присутствуют персональные компьютеры и взаимодействующие с их помощью люди. Причем компьютеры являются не просто антуражем, а героями повествования - героями, как минимум, второго плана. У взгляда на "Сеть" как на произведение, относящееся к жанру киберпанка, есть, однако же, и противники. Их главный аргумент в том, что писатель нарушил одну из основных заповедей жанра. Да, будущее у него технологическое, а атмосфера - мрачная, но герои постоянно действуют с оглядкой на общество. Они спасают мир, образно говоря, ради мира вообще, а не ради себя самих в этом мире. Панковский индивидуализм в них не выражен; более того, им не чужда мораль, чего у классиков жанра никак не встретишь. Так или иначе, именно после "Сети" в около НФ-среде (писатели, критики, фэны) пошли разговоры о зарождении "русского киберпанка".

Самым на сегодняшний день известным произведением "русского киберпанка" является, конечно же, "Лабиринт отражений" Сергея Лукьяненко. Еще до выхода книги множество электронных копий разошлось по Internet и Фидо (в полном соответствии с классическим киберпанковским презрением к авторским правам). Роман написан напористо и живо; индивидуалистические мотивы в нем сильны и почти до самых последних страниц являются движущей силой сюжета. Увлеченность автора темами дружбы, любви и свободы достаточно серьезно выходит за рамки канонизированного американцами жанра, но Лукьяненко и не скрывает, что книга написана им для русских и о русских. А, как водится, что русскому хорошо, то немцу смерть.

Впрочем, некоторые из наших фантастов, как, например, Макс Качелкин, по-прежнему утверждают, что "русский киберпанк" похож на своего западного прародителя не больше, чем ворона на овцу. Скорее, в России постепенно формируется общность людей, которые - попади они в описываемое Гибсоном или Стерлингом будущее - сделались бы героями их произведений, киберпанками "по жизни". Действительно, очень много профессионалов вполне достойного уровня строят сейчас свою жизнь так, что огромную часть в ней занимает взаимодействие с компьютерами и информационными сетями. Работа, досуг, общение - все преломляется через компьютерные интерфейсы. Даже без каких-то специфических средств погружения в киберпространство эти люди проводят в нем столько времени и воспринимают его так живо, что оно становится для них второй реальностью.

Надо подчеркнуть, именно второй. В том случае, когда Сеть используется для общения с людьми, рано или поздно возникает желание этих людей увидеть - и лучше в реальности, чем на экране монитора. Традиция эта глубоко уходит корнями в славное прошлое сети Фидо, когда без традиционных посиделок с пивом ни принятие нового пойнта в нод, ни решение о подписке на какие-то внешние конференции не принималось. У нас в России, как и прежде, главным остается человеческий фактор. За наборами упорядоченных импульсов в проводах, за графическими и текстовыми файлами мы все равно каждый раз стремимся разглядеть человека. Вот почему "русский киберпанк" серьезно отличается от западного: с индивидуализмом (пусть даже и здоровым) у нас по-прежнему плохо. Может быть, оно и к лучшему?

К вопросу об идеологии: пессимизм или...
Но по крайней мере одна очень важная точка пересечения у "русского" и "американского" киберпанка есть. Это убежденность в том, что человека все же нельзя поставить в тотальную зависимость от машины, что будут всегда находиться способы преодолеть компьютерный контроль, обойти его или взломать. Казалось бы, вот уж чистой воды научная фантастика! Если общество окажется информатизированным настолько, что без компьютеров и шагу нельзя будет ступить; если мощным корпорациям будут принадлежать все средства связи и сообщения - как тогда осуществить пресловутую свободу личности? Если даже в ваши сны сможет заглянуть киберполицейский - где спрятать стремление к этой самой свободе, чтобы хотя бы элементарно выжить?

Вот здесь как раз киберпанк стоит чуть ли не ближе к реальности, чем прочие ветви НФ. Как в свое время Жюль Верн, писатели этого направления не всегда способны с точностью предсказать развитие технологий, но общий принцип они схватывают верно, потому что правильно представляют себе развитие прогресса (в выбранном ими информационном направлении) в целом. Итак, рассмотрим (идеальный) тотальный контроль над массовым сознанием. Что это означает? В первую очередь контроль над информационными коммуникациями. Если пресечь все каналы, по которым правда может достичь человека, то он вполне удовлетворится ложью. Как же этого добиться? Следить за всеми (подчеркиваю - всеми) байтами данных, передаваемыми и принимаемыми каждым? Это в обществе-то, где вся жизнь построена на взаимодействии с компьютерными системами?.. Попросту невозможно. Никак. Если к каждому гражданину приставить надсмотрщика, то кто будет кормить такую ораву бездельников? Хорошо, пусть автоматические заводы и фермы обеспечат материальное процветание и позволят выделить половину (!) населения государства (мира) в касту полицейских. Но кто будет сторожить сторожей? Иными словами, кто поручится за благонадежность самих полицейских? Что, неужели и к каждому из них приставлять надзирателя?.. Нет, человеческий фактор тут явно работает против тоталитарного режима. Получающаяся дурная бесконечность надсмотрщиков за надсмотрщиками заставляет все же обратиться к компьютерным технологиям.

Но и на этом пути незадачливых диктаторов киберпанковского будущего поджидают неудачи. Автоматические фильтры, которые могли бы по ключевым словам выделять подозрительные сообщения в сетях связи, с легкостью обходятся шифрованием всякого рода. Самый тривиальный, но тысячелетиями истории проверенный способ - эзопов язык (язык иносказаний и намеков, без комментариев третьим лицам не понятный). Даже если смысл закодированного сообщения станет ясен властям, время будет уже упущено, и акт коммуникации совершится. Ограничивать доступ к самим сетям бессмысленно. Вспомним, общество у нас информационно-технологическое, и против сокращения доступа к каналам передачи информации восстанут уже не одиночки-бунтари, а могущественные корпорации, которым из-за подобных ограничений будут угрожать громадные убытки. Да и человеческий интеллект не заморозить: больше будет ограничений, слаще запретный плод - больше окажется хакеров и крэкеров различного толка, которые на постоянно совершенствующихся системах защиты станут оттачивать свое мастерство. Более того, если жестко ограничивать доступ к глобальной системе коммуникаций, на свет появятся другие, параллельные ей системы. Даже не обязательно политические и подпольные - коммерческие! Финансируемые в погоне за все той же прибылью все теми же корпорациями.

А как у нас с реальностью?
Более или менее разобравшись, что же представляет собой киберпанк в литературе, попробуем отыскать его следы в реальной жизни. Конечно, полного соответствия героям романов Гибсона и Стерлинга мы не найдем, но ведь и состояние информационного общества сейчас тоже сильно отличается от описанного ими.

Под воздействием расцвета киберпанк-литературы в середине восьмидесятых начали появляться люди, называвшие себя киберпанками "в миру". Есть они и сейчас. Среди них существует своя внутренняя классификация, рассмотреть которую мы постараемся опять же по материалам Usenet-конференции alt.cyberpunk (бесценного источника знаний для всех, кто интересуется данным вопросом). Киберпанкам современности по душе характеры и образ мыслей информационных ковбоев (термин У. Гибсона) будущего:

Хакеры (Hackers). Чародеи виртуального пространства, которые досконально понимают принципы и способ работы компьютеров и объединяющих их сетей. То, что они способны делать с техникой и данными, со стороны может казаться магией, но на самом деле это просто отточенное знание технологии.
Крэкеры (Crackers). По уровню знаний они мало чем уступают хакерам, но действуют отнюдь не из любви к искусству. Их цель - проникновение в защищенные системы ради наживы или бездумного разрушения, а вовсе не ради самодостаточной тренировки мастерства.
Фрики (Phreaks). Делают с телефонными сетями - проводными, сотовыми или спутниковыми - примерно то же, что крэкеры с компьютерными. Взломав телефонную линию, используют или перепродают ее, а незадачливый истинный владелец канала вынужден оплачивать ведущиеся по нему переговоры - как минимум, до тех пор, пока линию не закроют для выяснения обстоятельств.
Цифропанки (Cypher-punks). Ставят целью своей деятельности борьбу с Системой - с контролем государственных, корпоративных или каких-то иных служб над передачей информации в Сети. Активно используют и совершенствуют средства криптографии. Их мечта - создать благодаря таким средствам некие "островки свободы" внутри Системы, куда не будет хода официальным взломщикам даже с самыми мощными компьютерами.
С киберпанками ассоциируются также и некоторые другие группы, непосредственно не отождествляющие свою деятельность с упоминавшейся литературой, а работающие, скорее, на будущее.

"Транслюди" (Transhuman) и "Постлюди" (Posthuman). Они изучают новейшие современные технологии (биологические, технические и компьютерные), которые позволили бы расширить врожденные способности человека и увеличить продолжительность жизни. В плане мировоззрения они придерживаются философии трансгуманизма. Эта философия проповедует дальнейшую эволюцию в плане совершенствования человека как мыслящей формы жизни. Известно ведь, что, как минимум, за последние 200-500 тыс. лет человек, как биологический вид, не изменился, хотя многие животные виды (как следует из палеонтологических данных) успели за такой срок возникнуть и исчезнуть. Почему именно эволюция человека остановилась, ученые спорят до сих пор, но трансгуманистов интересует не причина "торможения" природы на существующем этапе, а способы "подстегнуть" дальнейшее развитие, преодолеть ограничения нынешней формы.
"Экстропианцы" (Extropian) сосредоточены, напротив, не на биологии и науке в целом, а на политике. Развитие человечества они рассматривают, как развитие общества и соответственно как разработку новых, прогрессивных политических институтов. Их взгляды близки к классическому либерализму, приправленному пряным запахом прерий, который кружил головы первым пионерам Америки - самым отчаянным борцам за ее свободу и за личную свободу каждого в построенном ими обществе. С другой стороны, воззрения экстропианцев смыкаются и с анархистскими течениями. В особенности это относится к "принципу спонтанного порядка" - очередной попытке показать, что предоставленные сами себе разумные люди не приступят немедленно к войне всех против всех, а будут по мере надобности стихийно организовывать временные властные структуры, а затем с такой же легкостью отказываться от них. Здесь чувствуется легкая ностальгия по демократии времен греческих городов-полисов, когда на время войны свободные граждане избирали диктатора - военного вождя, наделяя его безраздельными полномочиями, а затем он сам слагал с себя эту власть и снова становился рядовым гражданином.
Конечно, перечисленными типажами спектр "киберпанков сегодняшней реальности" не исчерпывается. Фактически, любой школьник с задатками компьютерного гения, со смешанным чувством ужаса и гордости обнаруживающий, что ему под силу взломать защиту компьютерной сети местного университета, вполне может называть себя киберпанком. Пусть даже он и не думал до сих пор, чего ради нужна ему власть над грудами полупроводников и километрами кабелей - эта власть уже сама идет к нему в руки. Каким образом использовать ее, зависит от множества факторов, как, впрочем, и все остальное в нашей непростой жизни.

Что дальше?
Интересно, многие ли из фантастов различных направлений могли сказать, что описанное ими будущее при их жизни наступило или хотя бы наступает? Вряд ли. А вот писатели жанра киберпанк могут. Стремительное развитие технологий приближает киберпространство к нам (или вталкивает нас в него) с ошеломляющей скоростью. Сейчас не знакомый с азами компьютерной грамотности человек воспринимается, как реликт и диковинка (по крайней мере, в больших городах у нас, а уж на Западе, пожалуй, повсюду). Пройдет совсем немного времени (вот увидите), и информационные технологии проникнут в нашу жизнь на большинстве ее направлений.

Однако вот в чем парадокс: простор для личной свободы при этом, как уже обсуждалось выше, будет не сокращаться, а заметно расти, по крайней мере, для тех, кто возьмет на себя труд из простого пользователя компьютерных ресурсов перейти в ранг Повелителя Машины, т. е. для подлинных киберпанков по духу; для тех, кого не остановит надпись "Access Denied" на экране монитора, перекрывающая доступ к одной из самых необходимых человеку (наряду с воздухом и светом) субстанций - к свободе. И не надо бояться того, что свободу каждый представляет себе по-разному. Все же в воззрениях экстропианцев есть рациональное зерно: человек сам по себе может метаться и принимать неверное решение, но сообщество людей так или иначе самоорганизуется и не позволяет производить над собой совсем уж смертоносные эксперименты. А поскольку информатизация общественных связей и отношений в киберпространстве приблизится к максимуму, то и реакция человечества как единой системы на явления более мелкого масштаба будет гораздо более эффективной.

Иными словами, на любого киберзлодея и кибервредителя всегда отыщется свой кибергерой, который будет действовать с позиций собственной выгоды - как и полагается истинному гибсоновскому киберпанку, но в результате все-таки спасет мир. Как такое объяснить, вопрос уже отдельный. Кто-то поверит в наличие некоего "сверхразума" у организованной группы людей (что-то вроде "сверхпрограммы", управляющей действиями семьи муравьев или пчелиного роя). Кто-то более рациональный решит, что цель у глобальных злодеев всегда чересчур значительна, и в стремлении к власти они переходят дорожку огромному числу людей, а в этом числе может оказаться и пресловутый невольный спаситель мира… Так или иначе, красивая сказка о Человечестве, Которое Не Погибнет, вполне может осуществиться руками нарождающихся киберпанков в недостроенном пока киберпространстве.

Посмотрим, как будут развиваться события? Или, может быть, сами примем участие в них?..

Несколько полезных ссылок
- домашняя страничка киберпанков. Множество используемых ими инструментов и информации.

- киберпанк как жанр научной фантастики. Впрочем, другие направления культуры, так или иначе затронутые "Движением", тоже освещены.

- сайт, посвященный Уильяму Гибсону и его книгам.

- московский клуб киберпанка.

- тексты песен Билли Айдола с альбома "Киберпанк".

КИБЕРПАНК В КИНО
Первый кинофильм в стиле, значительно позднее названном киберпанком, вышел в 1982 г. Именно тогда американский кинорежиссер Ридли Скотт ("Чужой", "Тельма и Луиза", "Тот, кто меня бережет", "Черный дождь") снял свой первый эпохальный фильм "Бегущий по лезвию бритвы" (Blade Runner).

Сюжет фильма, за основу которого взят рассказ Филиппа К. Дика "Мечтают ли андроиды об электроовцах?", достаточно прост. В недалеком будущем лос-анджелесский полицейский офицер Дэкарт (Хэррисон Форд) получает задание по уничтожению группы андроидов-репликантов (искусственных живых организмов), внешне неотличимых от человека. Единственная возможность определить, человек перед вами или репликант, - провести специальный тест на эмпатию (способность к сочувствию). Здесь и проявилось первое и основополагающее отличие фильма от литературного первоисточника, которое превратило стандартную Sci-Fi в подлинно киберпанковское произведение. Андроиды у Дика не способны сочувствовать. Скотт сделал все иначе, практически сравняв реакции андроидов с реакциями человека, но человека не будущего века, а сегодняшнего, не озабоченного гипертрофированным до абсурда вегетарианством и не оболваненного потоками непрерывных пропагандистски выверенных рекламных кампаний.

Исчезло главное и единственное отличие человека от машины, разум естественый сравнился с разумом искусственным. Творение доктора Франкенштейна, представленное в фильме репликантами (Рутгер Хауэр, Шон Янг и Дэрилл Ханна), получило право на существование в сердцах кинозрителей всего мира… и потеряло его в фильме, причем не благодаря обществу Скотта, но благодаря обществу Дика. И здесь второе основополагающее отличие фильма от повести. "Книжные" люди (повесть была написана в 1969 г., здесь чувствуется сильное влияние Рея Бредбери с его "451 по Фаренгейту") боятся репликантов, потому что… надо бояться, потому что так им сказали. Сказали средства массовой информации. Люди привычно выслушали, привычно поверили, привычно испугались. На самом деле в книге страха никакого нет. Общество воспринимает угрозу, как любую другую, исходящую с телеэкрана, - страшно, жутко, возбуждающе, но… далеко.

Общество "Бегущего..." иное. Оно истинно панковское. Не нужно пугаться этого термина. Панковское общество Ридли Скотта более естественно и предсказуемо - просто никому ничего не нужно. Общество ест, общество пьет, значит, у общества все хорошо. Банальная психология обывателя. А банальная психология обывателя, как это ни странно звучит, идеально стыкуется с психологией панка. Пока нас не трогают, нам это (любое "это"!) по кайфу (просим извинить, терминология соответствующая). Вот если трогать начнут…

И начинают. У каждого персонажа Скотта есть единственный стимул для действия - "Дайте нам жить!". Это стимул полицейских, это стимул репликантов, это стимул любого героя и негероя. Все остальное вторично, а следовательно, несущественно.

И еще АТМОСФЕРА… Атмосфера "Бегущего...", безнадега огромного, ВЫЖИВАЮЩЕГО мегаполиса, безнадега вечного дождя и мрака, холодного неона и фасадов, огромных, храмово подавляющих личность человека фасадов, кричащее великолепие технологий и вопиющая искусственность этого крика, все это гигантоманское превосходство камня над убогостью бытия - квинтэссенция киберпанковской культуры.

Самое удивительное, номинированный на "Оскара" (приз американской киноакадемии) "Бегущий по лезвию бритвы" этого "Оскара" не получил. Скорее всего сказалась именно революционность подачи материала и в немалой степени то, что фильм выпущен совместно США и Великобританией. "И не наш, и не ваш…" Зато фильм получил премию "Хьюго", и нет фильма, который заслуживает ее в большей степени.

Говорят, "Бегущий..." произвел неизгладимое впечатление на "отца киберпанка" Уильяма Гибсона. Так это или не так, неизвестно, ясно только одно - вся атмосфера Ридли Скотта практически без ремарок переместилась на страницы "Некромантика" и остальных произведений писателя.

Blade Runner, подобно торнадо, пронесся по экранам, и наступило великое голливудское затишье. Сделать что-либо, подобное "Бегущему...", было неимоверно трудно из-за несомненных революционности и элитарности фильма Скотта (не говоря уже о сумме, затраченной на постановку всего этого великолепия). А в Беверли Хиллз не любят чужую революционность, но еще менее любят, когда появляются подозрения в попытках подражания чужой революционности - во вторичности. Конечно, речь идет исключительно о блокбастерах, фильмах категории "А" и "В". Кинопродукция, не претендующая на лавры киноакадемий и на высокие сборы, исправно выстреливала в прокат многочисленные поделки "под киберпанк", фильмы-однодневки, которые и упомнить-то трудно (что-то вроде "Киборг-полицейский" и т. п.). Финансовая несостоятельность данных проектов еще больше отпугивала "дорогих" режиссеров и их продюсеров от киберпанка.

Истоки несостоятельности киберпанковских проектов можно найти и глубже. Если наша российская фантастика, как и вся остальная литература, выросла из Гоголя, американцы получили свою первую порцию Sci-Fi благодаря романтическому произведению Мэри Шелли "Франкенштейн, или Современный Прометей". Чудовище, созданное доктором Франкенштейном, искусственно по определению, совершенно чуждо и не имеет права на существование, infant terrible, просто обязанное пожрать своего создателя, возомнившего себя равным богу. Это определение прочно въелось в сознание англоязычной публики и породило характерную черту американской фантастики, с которой долго и безуспешно бился в свое время Айзек Азимов со своими законами роботехники - страх человека перед машиной. Писатели киберпанки сломали стереотип - в их произведениях, как и в фильме "Бегущий по лезвию бритвы", машина равна человеку и должна восприниматься естественно. Сказалась объемная разница аудиторий - традиционалистов всегда много больше, чем реформаторов. Нет смысла выпускать высокобюджетное кино, рассчитанное на хотя и модное, но недостаточно широкораспространенное увлечение нетрадиционной фантастикой. Прибыль в кино приносят домохозяйки, когда-нибудь эту аксиому наверняка назовут аксиомой "Титаника". А домохозяйкам киберпанки как киберпанкам домохозяйки...

Другое дело - использование киберпанковской атрибутики в знакомых, отработанных годами сюжетах. Без всякой претензии на киберпанк, киборги, высокие технологии, имплантанты, власть мегакорпораций, амфетамины, маргиналы - все составляющие жанра вовсю применялись в кино, но по отдельности. Душка терминатор заставлял миллионы зрителей проливать слезы умиления над своей гиперчеловеческой сущностью, виртуальное пространство Гибсона переливалось радужными тоннелями перед потрясенной публикой, хитроумные японцы тихо подминали под себя правительства и континенты, универсальный солдат пожирал сырые бифштексы и мечтал о домике в глубинке, количество исколотых вен кратно превышало вены неповрежденные, бомжи превращались в лучших друзей американского пионера и школьника и грудью вставали на защиту окружающей среды от поругания…

Прорыв произошел в 1995 г. На экраны вышла "Сеть" с Сандрой Баллок в роли хакера, что само по себе весьма иллюстративно. Лозунг "Компьютер в каждый дом" уже вовсю себя оправдал (мы говорим о США), и те самые домохозяйки, которые служат источником благосостояния кинобизнеса, уже перестали при слове Macintosh нервно поглядывать на платяной шкаф.

Этот фильм трудно причислить к киберпанку, фантастика здесь наблюдается только в жутких картинках, мелькающих на экране компьютера героини, хотя вряд ли разумно было бы ожидать высокохудожественное изображение программирования реальных атакующих программ. Машинные коды мало- совместимы с киногеничностью. Прорыв был в ином - хакеры были вытащены на большой экран, идеализированы как Добро и одомашнены.

Фильм убил всех зайцев. Лучшая половина населения планеты гордилась своей принадлежностью к полу главной героини, мужчины тихо или открыто (в зависимости от семейного положения) восторгались потрясающей внешностью Сандры и лихо закрученным сюжетом, хакеры обоих полов наслаждались обретенной легитимностью и множили свои ряды и ряды своих поклонников. Продажи компьютерной техники взлетели сразу и, похоже, навсегда.

Тема требовала продолжений, и они не замедлили явиться. С небольшим интервалом Голливуд выпускает "Газонокосильщика", "Хакеров" и, наконец, экранизирует "родителя" киберпанка Гибсона в кинофильме "Джонни Мнемоник".

"Газонокосильщик" как киберпанк никакой критики не выдерживает. Это начало, предтеча эпохи, столь выразительно изображаемой апологетами "Дешевой правды". Потрясающая воображение технология виртуальной реальности служит всего лишь прекрасно сделанной декорацией - красотой ради красоты. Все остальное - то самое, легко узнаваемое нечеловеческое лицо порождения несчастного доктора Франкенштейна - монстр, не имеющий права на существование. Слабоумный газонокосильщик Джоуб (Джеф Фейи), снабженный искусственно созданным разумом, превращается в излюбленное зрителями чудовище. Пусть и доброе внутри (это всплывает в самом конце фильма - Джоуб не убивает детей и собак…), но все же в основном злое (всех остальных убивает…), а значит, опасное, подлежащее безоговорочному уничтожению (вопреки всем панковским принципам).

О "Хакерах" разговор отдельный. Панки, технологии, предельно машинный хардкор и… высочайшие прокатные сборы. Голливуд поднатужился и исторг из себя красивую сказку - то, чего от него ждали и ждут миллиарды потенциальных зрителей. Сказку о Маше и трех медведях, но только по… Нет, все-таки не по-киберпанковски.

"Хакеры" - добротное кино, в котором Маша в образе зеленоволосых "героев нового поколения" доблестно побеждает троих медведей - злобные мегакорпорации, эдакое всепланетное зло. В чем здесь киберпанк? Да ни в чем.

Как изображала панков пресса годов минувших? Очень просто - безумные прически, безумный язык общения и безумная одежда. Вот так и в "Хакерах" - все действие происходит при участии этих странных и (по фильму) прекрасных, и, не в последнюю очередь, экзотических людей. Не было бы здесь панков, были бы очаровательные зеленые человечки из туманности Андромеда. Ничего бы не изменилось, сказка осталась бы сказкой, вот только панки все-таки ближе и НОВЕЕ зеленых человечков. Очень характерно и то, что главный герой фильма, хотя и причисляет себя к киберпанкм, вовсе не такой. Нет ни зеленых волос, ни очаровательной придурковатости персонажей второстепенных. Фильм получился очень захватывающий и очень воспитательный. И мир спасли...

Эффект "Хакеров" был совершенно неожиданным для кинодеятелей, хотя и вполне предсказуемым для всех остальных. "Хакерство" стало модным. Краска для волос и ноутбуки класса Pentium напрочь исчезли с прилавков. Хардкор стал популярным и… все. Киберпанк как термин изменился, что, в свою очередь, самым неприятным образом сказалось на следующем блокбастере.

"Джонни Мнемоник" в мировом прокате бесславно провалился. Первый действительно киберпанковский кинопроект со времен ископаемого "Бегущего по лезвию" показал свою полную финансовую несостоятельность. Причина проста и обидна -здесь нет крашеных волос и спасения мира. Джонни (Киану Ривз), несмотря на всю свою киберпамять (вживленную в мозг многомегабайтную информацию), совершенно не похож на столь полюбившуюся зрителям модель киберпанка - жесткого человека, вынужденного выживать ни хардкора, ни бойскаутских принципов. Зверушка, которую все уже признали домашней, вдруг оказалась дикой и вольнолюбивой. Сработала та самая аксиома "Титаника", и сработала она совершенно убийственным образом.

Фильм, как говорят в Беверли Хиллз, "не пошел". Неубедительная игра актеров второго (и далее) плана, комиксовое общество бомжей с высокотехнологичными арбалетами, возможно, и тянет (по версии Гибсона, определенно тянет) на киберпанк, но явно не стыкуется у зрителей с понятиями о высокобюджетном кинофильме.

В 1997 г. предпринята еще одна попытка киберпанковского прорыва на большой экран и тоже неудачная - Габриэль Сальваторес снимает свою "Нирвану" с Кристофером Ламбером (транскрипирование верное. - Прим. отв. ред.) в главной роли. Фильм об ожившем персонаже компьютерной игры, который мучительно долго познает свою искусственную сущность и пытается убедить своего создателя в необходимости собственной смерти. Создатель же, в свою очередь, не самый реальный из голливудских героев, о чем нам достаточно навязчиво намекают на протяжении всего фильма.

Нарушена основная заповедь художественного произведения: линия антагонист - протогонист (плохой - хороший) не выписана до логического (читай, всем понятного) завершения, да и концовка выглядит несколько смазанной. Мы привыкли к тому, что ружье из первого акта должно выстрелить в третьем, а все намеки, любовно накопленные Сальваторесом о виртуальности всего им снятого, ни к чему не приводят. И до элитного "модно-филосовского" фильма "Нирване" далеко - слишком все игрушечно и электронно.